Мария, которую теперь звали Розой, стояла на палубе баржи, загроможденной контейнерами. Три часа назад баржа отчалила и, согласно нехитрым расчетам, сейчас находилась в территориальных водах Франции. Партнер отца, Дженнаро Панцутто, говорил, что Испания менее опасна, чем Франция, но в принципе волноваться не стоит, у него все схвачено и таможенники прикормлены.
Мария не могла высчитать, просто ощущала каким—то глубинным чутьем, что за нее взялись всерьез. Будут ли останавливать все транспортные суда? Недостаточно информации, чтобы ответить однозначно.
В висок кольнуло. Мозг будто бы расширился и стал давить на черепную коробку, в ухе зазвенело, и появилось ощущение присутствия чужака.
Шизофрения какая—то. Нужно хорошенько изучить медицину, чтобы ставить диагнозы, мгновенно анализируя весь спектр нюансов.
Сейчас – выдохнуть и отрешиться. Слишком много всего произошло: мама и сестра с братом мертвы, на Марию охотится весь цивилизованный мир, и она точно не нужна ему живой. Но психика Марии еще до конца не приняла случившееся и спасала ее отчужденностью.
Настроение было под стать сизому небу, отраженному в воде Кельтского моря. А ведь гораздо быстрее было бы доплыть в Санкт—Петербург. Перед глазами развернулась детальная карта Великобритании, включающая мельчайшие подробности, – словно открыли вкладку в Интернете! В голове будто бы заскреблась мышь, донесся то ли голос, то ли шум помех.
Да, действительно, так до России рукой подать. Но из—за международной изоляции придется делать крюк, а потом еще и лететь. Да и, если за Марию все—таки взялись, в первую очередь остановят суда, идущие в сторону России.
На палубе было сыро и зябко, но возвращаться в каюту к подозрительной мусульманской женщине хотелось меньше всего. Желающих покинуть Англию было немного, надо полагать, обратно баржу забьют под завязку какими—нибудь беженцами. Еще среди нелегалов Мария видела нескольких турок и троих девчонок, которые перезнакомились и уже мило щебетали. Девчонки думали, что их высадят во Франции, где они пополнят гарем осевшего там араба.
В компанию будущих эскортниц Мария не вписывалась.
— Эй, Роза, — крикнул высунувшийся из—за контейнера помощник капитана, — а ну живо в убежище! Наблюдается подозрительная активность.
На новое имя Мария среагировала не сразу, встрепенулась и побежала в каюту.
— Не туда! В контейнер! – В голосе мужчины плескалась паника. – В тот, что вам показывали. Возможен досмотр.
Мария рванула к контейнеру с розовой полосой, где юные представительницы древнейшей профессии пытались сдвинуть засов. Неужели и здесь ее вычислили? Да, возможно, сочли наиболее вероятным, что она попытается покинуть страну, и проверяют все отходящие суда и вылетающие самолеты. Надо было залечь на пару недель в лесу!
Или она слишком высокого о себе мнения?
Подошел бледный, взволнованный помощник капитана, дернул задвижку засова, смачно выругался, поглядывая за борт, на увеличивающиеся точки пограничных катеров. Девчонки сбились в кучу, очень толстая мусульманская женщина нервничала больше всех – видимо, у нее нелады с законом.
Наконец задвижка была повержена, и распахнулась дверь контейнера, под завязку забитого паками с вещами. Как и другие нелегалы, Мария отползла в самый конец контейнера и спряталась между тюками. Лязгнула дверь, и наступила темнота.
Когда снаружи донеслись голоса, даже мысли замерли, осталась единственная: хотя бы опасность миновала! Так надоело бояться.
Мозг, который работал, как компьютер, выдал варианты развития событий, но выводов не сделал, ведь подвигнуть пограничников на досмотр могло что угодно: от разборок между преступными группировками до банальной жадности.
Не много ли чести думать, что ради нее останавливают торговые суда?
Сперва доносилась ругань, потом крики стихли, и воцарилась зловещая тишина. Никто не вломился в контейнер с обыском, но и не сказал, что опасность миновала. Вроде бы неподалеку заговорили по—французски, донеслись приближающиеся шаги, и каждый совпадал с ударом частящего сердца Марии.
Шаги остановились напротив контейнера, опять заговорили по—французски. Помощник капитана, голос которого Мария помнила, взволнованно ответил по—английски, причем в интонациях сквозила обреченность:
— Там брендовые вещи. Хотите взглянуть?
Француз что—то пробормотал, донесся смех. Говорили, видимо, через переводчик и наушники, и Мария не знала о чем. Заскрежетала задвижка, скрипнули петли, и в контейнер ворвался свет. Мария держала целлофановый тюк с вещами и молилась, чтобы опасность миновала.
Другой француз опять проговорил что—то, и помощник капитана обреченно сказал:
— Выходите. Вас обнаружили тепловизорами.
Но никто не шелохнулся, и ему пришлось повторить:
— На выход, я сказал! Вас нашли!
Зашелестел целлофан – направились к выходу нелегалы, а Мария все так же сидела, прижавшись к ребристому металлу контейнера. Не может быть, что все зря!
— Роза, выходи, — виновато уронил мужчина, — они тебя видят.
Вот просто взять и вылезти – берите меня? Нет, так нельзя. Но что она может? Она никогда не увлекалась боевиками и единоборствами, не умела стрелять и даже – быстро бегать.
Нахлынула паника, утопила логику, и Мария не сразу просчитала, что выгоднее всего притвориться напуганной смиренной овечкой – тогда за ней не будут наблюдать пристально, и может подвернуться возможность для побега.
— Тебя за патлы вытащить? – спросили с сильным акцентом, и Мария отозвалась:
— Иду.
Она не спешила, на четвереньках двигалась максимально медленно, пытаясь просчитать варианты действий, но все выводы сводились к тому, что пока лучше не рисковать. Преодолев последний завал, Мария выглянула из—за тюка. Против света стояли три черные фигуры: два автоматчика и помощник капитана. «Как из бумаги вырезанные, — подумалось некстати. – И целятся в меня».
— Давай скорее, — продолжил француз, и Мария ускорилась. Растянулась, за что—то зацепившись.
У самого выхода проявились детали: один француз был гладко выбритым, с массивным подбородком с воронкой, пучеглазым и безбровым. Смуглый обладатель эспаньолки, более напоминал испанца. По—английски говорил он.
— Руки показала.
От волнения Мария растерялась и не сразу поняла, чего от нее хотят.
— Руки вверх, мать твою, овца! – рявкнул обладатель эспаньолки.
Мария подняла их и вышла на свет. В стороне несостоявшиеся эскортницы окружили толстую женщину, закутанную в черное с головы до пят, как выводок – утку.
Увидев Марию, французы переглянулись, будто ее и ждали. Пучеглазый прикрыл веки – словно дал добро – дескать да, она это. Мария посмотрела на палубу, оценила расстояние до борта. Успеет ли выпрыгнуть? С большой вероятностью – да, но ее догонят на катере.
— По какому праву эти люди находятся здесь? – поинтересовался смуглый у помощника капитана.
Подбежал капитан—итальянец, маленький, круглый, носатый, упер руки в боки и неубедительно развозмущался:
— Это что за беспредел, у нас все согласовано!
Он просительно заглядывал в глаза каждому пограничнику, словно был давно с ними знаком. Уж не он—то слил Марию? Но откуда ему известно, кто она? Для него ее зовут Роза.
Пучеглазый указал на эскортниц:
— Они хоть совершеннолетние? Короче, капитан, твое судно арестовано.
Ноздри капитана раздулись, он всплеснул руками:
— Вы не посмеете, у нас же договор!
— Заткнуться!
Третий их сослуживец под дулом автомата привел мужчин—нелегалов и, пока вместе со смуглым держали нелегалов и экипаж под прицелом, пучеглазый связался со своими по рации, отчитался о проделанной работе, а потом обратился к капитану со злорадством:
— Судно арестовано. Мы ищем опасного террориста. – Толстая мусульманка от его слов аж побледнела. — Потому все нелегалы должны пройти проверку. – Он обратился к нелегалам: — Задержанные, внимание! Женщины – со мной!
Мария не сдержала сарказма:
— Этот преступник – женщина?
— Отставить разговоры! – рявкнул смуглый, наведя ствол на Марию, которая уже знала, что убивать ее точно не будут. По крайней мере, не сейчас.
Развернувшись, он направился по палубе к трапу, она шла сразу за ним и пыталась считывать знаки, которые подсказали бы, что баржу задержали из—за нее, и не находила их. Как и не знала, выяснится ли, что у нее фальшивые документы. Сумели ли люди Панцутто подменить биометрику в системе распознания через линзы? Да и возможно ли такое?
Надо бы изучить техническую сторону вопроса.
По трапу спустились на пограничный катер с порядковым номером Р302, где четыре нелегалки забили тесную рубку. Обычно развязные эскортницы были тише воды ниже травы. Пожилой капитан, глядя на них, покачал головой и заговорил на английском:
— Куда же вы, девчонки, поехали? Красивой жизни захотелось? Эх вы, дурехи! – Он постучал себя по лбу. – Что вам пообещали? Красивую жизнь? А продали бы в рабство – и это в лучшем случае.
Самая высокая из них, чуть сутулая и длинноносая, от переживаний забыла, где находится, надула и лопнула пузырь жвачки, закрыла рот рукой. Капитан покачал головой и обратился к Марии:
— Ну а ты, неужели и ты? Такая утонченная, чистенькая?
— Я – нет, — хрипнула она и уставилась с вызовом. Похоже, этот точно ничего не знает, думает, что с проституцией можно бороться словом.
Заревел мотор. Катер развернулся к темной полоске берега, видной через единственный квадратный иллюминатор, похожий на обычное окно, и устремился к суше. Все молчали, пучеглазый переговаривался по рации, а Мария смотрела на берег, который медленно приближался, и мысленно пыталась оттянуть момент высадки – мало ли что ждет ее там, ей, оказывается, безумно нравилось жить!
Хочешь подарить человеку смысл существования – попытайся отнять у него жизнь.
Берег обретал очертания. Появились изгибы гор, потом – силуэты зданий, другие корабли. Пограничный катер с номером 302 миновал порт и выключил двигатели, остался лишь плеск волн и далекий механический шум порта, сквозь который все отчетливей проступал гул другого двигателя.
Капитан, поглядывая на приборы, засуетился, забормотал по—французски. Захрипела рация, разразилась речью. Капитан слушал, кивал, косился на пленниц, переглядывался с пучеглазым, тот пожимал плечами.
Как же не хватало знания языка!
Распахнулся вход в каюту, все обернулись: у порога стоял невысокий лысеющий, слегка обрюзгший мужчина. Шагнув внутрь, он оглядел собравшихся, ткнул пальцем в Марию.
— Ты пойдешь со мной.
— Что—то случилось? – обмирая, проговорила она, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Вот и разберемся, случилось или нет, — ухмыльнулся он.
Если бы он долго ее искал и нашел, на его лице читалось бы торжество. Этот человек был абсолютно спокоен, словно знал, что Мария на этой барже. Она всмотрелась в его лицо, удостоверилась, что он без линз дополненной реальности, и на душе стало поспокойнее.
— Давай, на выход.
Мария послушала его, на пороге обернулась: капитан недоуменно таращился на нее, пучеглазый тоже был спокоен, словно он знал, что так и будет, а капитан – нет.
— Я не сделала ничего противо… плохого, – проговорила она.
Коротышка, который был на полголовы ниже ее, сказал:
— К стенке, руки за голову. А нелегально путешествовать, это, по—твоему, хороший и правильный поступок?
Мария подчинилась, уперлась лбом в железную рубку.
Ладони похлопали по бокам, огладили бедра, скользнули к животу. Мария сжала зубы, подозревая недоброе. По закону ее должна досматривать женщина, но этому человеку на закон плевать. И что делать? Завертелась карусель мыслей. Кто поможет? Звать капитана? Вдруг в нем осталось что—то человеческое?
Погуляв по животу, руки поднялись выше. Сжав грудь ее, мужчина засопел.
— Ах ты урод! – воскликнула Мария и со всей дури наступила ему на носок ботинка, развернулась и ударила коленом в пах…
Попыталась попасть в пах. Промазала – колено скользнуло по бедру, противник уклонился. А вот она не успела отпрянуть и получила кулаком в челюсть. Удар был такой силы, что Марию отбросило и припечатало к металлу рубки головой. В ушах зазвенело, перед глазами затанцевали разноцветные мушки и круги, затошнило.
— Помогите! – закричала она. – Это похищение! Меня убьют!
Собственный голос звучал будто бы издали, мир покачивался, темнел и вскоре стал черным. Несколько секунд Мария была в сознании, все понимала, хотя ничего не видела, но вскоре ее выключило.
***
Очнулась она от головной боли, уткнувшись носом в белую подушку…
Стоп! Подушку?! Судя по действиям тех, кто Марию ищет, ее должны были убить! Но она почему—то жива… Решили повременить, отвезли ее на опыты? Ну да, зачем упускать такой шанс.
Застонав и зажмурившись, она перевернулась на бок, и ее вывернуло прямо на серую плитку пола. Когда стало полегче, Мария огляделась и обнаружила себя в тесной каморке с единственной кроватью, письменным столом, табуретом и ванной, которая не закрывалась. В углах комнаты имелись камеры.
На тюрьму похоже больше, чем на лабораторию. Придерживаясь за стену, Мария села в кровати, сдерживая тошноту. И тут дверь распахнулась, в каморку ворвался незнакомый парень в камуфлированных штанах, майке и шлепках, поставил ведро, расплескав воду, и принялся убирать с пола. Второй остался у входа.
— Что происходит? – прохрипела она по—английски, но парень сделал вид, что не понимает ее. – Где я нахожусь?
Орудуя тряпкой, он даже не обернулся.
Точно это не сотрудник МАНГА, больше на бандита похож, чем на санитара, как и его напарник. Мария перевела взгляд на второго и обратилась к нему, сложив руки на груди:
— Пожалуйста, скажите, что со мной будет?
— Перед нами не отчитываются, — ответил он с акцентом.
— А где я нахожусь?
— Слышь, дерзкая, — сказал уборщик, распрямляясь, — мож, тебе координаты места назвать? Заткнись и не отсвечивай! Еще раз такое сделаешь, — он указал на пол, — съесть заставлю.
«Безумие какое—то, — думала Мария, наблюдая за ними. – Обращаются, как с заключенной». А может, так и есть? Может, ее и правда просто задержали как нелегалку. Но, по идее, должны были свериться с базой данных – а вдруг она переправляется таким путем, потому что скрывается от закона?
Скорее всего, так и есть — ее задержали, чтобы передать убийцам? На душе похолодело. Скорее всего, так и есть, ей остается лишь смиренно дожидаться своей участи. И толку от сверхспособностей, когда заперта в четырех стенах?
Папа, папочка, где же ты! Ты ведь наверняка следишь за моим перемещением! Если у тебя связи даже в Великобритании, наверняка ты сможешь подкупить пограничника!
Связи… Мафиози Панцутто…
Пока ждала отправления баржи, Мария изучила информацию о нем. Дженнаро был членом итальянской группировки Каморра, занимался наркотиками, торговлей людьми, имел майнинговую ферму предположительно во владениях отца.
Может, он слил информацию своим, и ее взяли, чтобы требовать выкуп? Нелогично, тогда отец конфискует майнинговые фермы. Или информацию слили его доверенные? Ведь Каморра – не единая структура с общим центром, она состоит из множества группировок.
Как бы ни хотелось на это рассчитывать, правильнее готовиться к худшему. Не дождавшись от уборщика ни сочувствия, ни информации, Мария посмотрела на закрывшуюся дверь и вздохнула. Поднялась, постояла, покачиваясь, и направилась в уборную, где, глянув в зеркало над ванной, испугалась собственного отражения: правая половина лица от скулы до нижней челюсти была багровой с синими точками, отечной, как флюс.
Красавица, ничего не скажешь. Вспомнился похотливый пограничник, и она передернула плечами. Зато ни у кого не возникнет желания ее лапать или сделать чего похуже.
Если бы не тошнота и головная боль, Мария сошла бы с ума от отчаянья, а так, улегшись, она мечтала об одном: чтобы неприятные ощущения закончились. Ей было так плохо, что она то падала в сон, то просыпалась, то находилась в пограничном состоянии.
Когда дверной замок щелкнул, Мария взяла себя в руки, сосредоточилась. Навалилась такая усталость, что ей все равно. Вошел незнакомый смуглый мужчина средних лет, посмотрел пристально и проговорил с мягким акцентом, какой был у Дженнаро:
— Идем, кое—кто хочет с тобой поговорить.
«Ну вот и все. Скоро станет хотя бы ясно, что меня ждет», — отстраненно подумала Мария и медленно—медленно поднялась, держась за стену, поковыляла к двери.
Десмонд
Откатываясь к стене, Десмонд жалел, что у него не было огнестрельного оружия, и ему нечем ответить стрелку: он всегда считал, что людей его уровня социальной значимости защищает государство, оружие – удел нищебродов, грызущих друг друга за кусок колбасы.
Что делать? Разум твердил, что, если стреляли федералы или агенты МАНГА, бежать бесполезно, здание обложили со всех сторон. Но инстинкт самосохранения гнал из комнаты, ему было плевать на логику. Десмонд подполз к углу, на четвереньках перебежал к двери, выскочил в коридор, куда уже высыпали встревоженные студенты. Их мысли и паника обрушились лавиной.
Пистолет—пулемет оказался лишь у латиноса, учащегося на класс младше.
— Стреляют, — гаркнул Десмонд, — по комнатам!
И пары секунд не прошло, как он один остался в пустом коридоре, шмыгнул в номер к соседу с пистолетом.
— Что за хрень? – возмутился латинос, разведя руками.
Окна его комнаты выходили туда же, куда и окна Десмонда. Вдоль стены он приблизился к окну, но выглянуть не рискнул, чтобы не стать легкой мишенью, да и что там в темноте увидишь? Зато услышишь: треск веток, ругань, крик. Словно того, кто стрелял, задержали, и он на чем свет ругался до боли знакомым голосом.
— Охрана сработала? – предположил латинос, тоже подошел к окну. – Что случилось—то?
Десмонд пожал плечами.
— Стреляли. В меня.
Раз стрелок задержан, значит, это не агенты МАНГА, и можно расслабиться.
— Да? – Латинос посмотрел на Десмонда с уважением. – Ни фига себе!
Этот парень был спортсменом и не совсем вписывался в среду интеллектуалов. Донеслись проклятия, и Десмонд узнал голос Макса, вспомнил его угрозы.
Вот же гаденыш! Но как же хорошо, что это всего лишь Макс
— Извини, бро. – Десмонд похлопал латиноса по плечу, мысли читать не стал – зеленая полоса социального кода говорила, что вряд ли Десмонду понравятся его примитивные мыслишки.
Вернувшись в свою комнату, он глянул на две выбоины от пуль над кроватью, стряхнул крошку с покрывала. Н—да, с меткостью у Макса не все в порядке. Видно, что не практиковался в стрельбе. Надо же, как его перемкнуло, и ведь на ровном месте же! Гнилая душонка.
Прибраться бы, заявление директору написать…
Не успел он додумать, как в дверь постучали и, не дождавшись приглашения, распахнули ее. На пороге стояли два школьных охранника.
— Мистер Макгоуэн, с вами все в порядке? – поинтересовался тот, что постройнее.
— Как видите, да, — ответил Десмонд.
На самом деле они хотели побыстрее закончить с формальностями и сопроводить его на разговор к директору. Слушая извинения, Десмонд собирался с мыслями и думал, что будет говорить. Решил действовать по обстоятельствам и, когда охранник закончил, был полностью морально и физически готов, отправился за ними в административный корпус.
Свет там был погашен, и когда охранник, идущий впереди, щелкнул выключателем и коридор озарился, Десмонд уже понял, что директора еще не прибыл на место происшествия, ведь его рабочий день закончен, и нужно дождаться, когда он приедет из дому.
— Что вы сделали с Максом? Вызвали полицию? – спросил Десмонд.
Охранники переглянулись. Из их мыслей Десмонд понял, что нет, просто надели на него наручники и заперли, ждут Стива, директора то есть, ведь стрельба в школе бросит тень на безупречную репутацию «Эсперанто», школы для избранных.
Только Десмонд уселся на диванчик в коридоре, как вбежал Стив. На нем были джинсы и рубашка спортивного вида. Увидев Десмонда, поднявшегося навстречу, он улыбнулся и проговорил:
— Слава богу, ты цел!
Надо отдать ему должное, о жизни ученика он волновался больше, чем о репутации школы. Вообще, Стив был хорошим парнем, не из тех директоров, которыми пугают детей. Однажды во время ужина в школьной столовой, что для родителей каждый год проводится в канун Дня Благодарения, повара не справились с нагрузкой, и он надел фартук и принялся им помогать раскладывать еду гостям. Но иллюзий Десмонд не питал: когда нужно, Стив умел быть жестким.
Отворяя кабинет, директор, сверкая очками (обычными, в золоченой оправе), продолжал:
— Спокойный был парень, но после конфликта с тобой как с ума сошел. Расскажешь, что ты думаешь по этому поводу? Проходи, присаживайся.
Десмонд прочел его мысли: агрессивно директор настроен не был, и на том спасибо. Вопреки ожиданиям, Стив уселся не за свой стол, а на стул напротив Десмонда, и тот начал рассказ, как Макс его оклеветал перед учителем, а тот позвонил матери, озабоченный тем, что Десмонд наркоман и увлекается азартными играми. Одноклассники видели разгоревшийся конфликт и приняли сторону Десмонда, хотя он их об этом не просил: перестали общаться с Максом. А он подумал, что это не их воля, а происки Десмонда, набросился с угрозами, которым, оказывается, стоило придать значение и рассказать охране.
— А про то, что у него дробовик, ты знал?
Десмонд покачал головой.
— Мне очень жаль, что так случилось. Заявление я писать не буду и вам бы не советовал вызывать полицию. Как—нибудь урегулируем собственными силами.
Но директор мыслил иначе и хотел все сделать по закону, понимал, что скрыть случившееся не получится, и был заранее расстроен. А еще он не до конца верил Десмонду, считал его жестоким и хотел временно отстранить от занятий – пока допросы не пройдут.
Вот только не хватало быть привязанным к месту! В свете последних открытий Десмонду казалось особенно важным иметь свободу перемещений. Хотя чего уж там: полиция обслуживает интересы метакорпорации, и если МАНГА заинтересуется Десмондом, полиция погоды не сделает, ведь у них меньше возможностей.
— Наверное, мне стоит перейти на дистанционное обучение, — сказал Десмонд, видя, как сложно директору ему это говорить и облегчая ему задачу. – Пока полицейские меня допросят и сделают выводы… — Он усмехнулся. – И одноклассников не смогу подговорить, чтобы выгораживали меня. Но мне и так не нужно подговаривать, они сами видели, кто прав.
— Спасибо за понимание! – в голосе Стива сквозила искренняя благодарность.
— Значит, я домой, — проговорил Десмонд, протягивая руку.
Директор пожал ее и сказал виновато:
— Сейчас уже поздно…
— Ничего страшного. Неуютно спать в комнате, где меня чуть не пристрелили.
Было начало десятого. Домой Десмонд планировал добраться в начале двенадцатого. Наспех собрав вещи, он сел за руль и покатил домой, гадая, вернулась мать или нет. Он вообще не знал о ее перемещениях, она могла пропасть, могла свалиться как снег на голову.
Скорее всего, ее нет, и его ждет пустой и гулкий особняк, где можно расслабиться и послушать братьев по несчастью: Луку, Марию, филиппинку Джию. Мысли о своей плачевной судьбе переметнулись к Луке. Что у него там произошло? Что за опасность?
Дороги оказались разгруженными, и домой Десмонд добрался меньше чем за час. Принял душ, сожалея о том, что не может войти в «Дрим» и запросить помощи у виртуальной помощницы Ри, которой он прилепил родимое пятно в форме головы трицератопса, какое было у Луки. Они с парнем однозначно встречались! С девушками, скорее всего, тоже. И не просто так между ними установилась связь.
Когда лег в кровать и попытался установить мысленный контакт, Десмонд думал об одном: что случилось у Луки?
В этот раз с ним удалось связаться будто бы во вне, сознание было нечетким, и многие вопросы, которые хотелось задать, выветрились из головы. Зато Лука услышал Десмонда! Рассказал, что он сирота, сейчас находится каком—то из на Виргинских островов, где тестировал якобы новый игровой мир, который чуть не убил его. У парня тоже суперспособность: его тело способно на фантастические вещи, например, Лука умеет впадать в анабиоз и изменять температуру тела. А еще неведомые кукловоды велели ему раздобыть какой—то носитель, но ни Лука, ни Десмонд даже не догадывались, что это такое.
Связь с Лукой обрывалась несколько раз, и снова приходилось настраиваться.
Как помочь Луке? Подключить мать, попросить ее путевку на Виргинские острова? Чушь! Или наладить связь с девушками? Мария вряд ли чем—то поможет, а вот Джия может знать, как выглядит тот самый носитель… Знать бы еще, чего носитель. Вероятно, информации.
Следом удалось подключиться к Марии, ее тошнило, кружилась голова – аж ему передалось. Находилась она, похоже, в тюрьме. Ага, баржу задержали, девушку сняли как нелегалку? Или — вычислили агенты МАНГА? Мария, прием. Мария, что с тобой случилось?
Дверь отворилась, и ее потребовал на выход смуглый мужчина, девушка подчинилась, поплелась перед ним.
— Мария, меня зовут Десмонд, я телепат. Ты меня слышишь?
— Мария, меня зовут Десмонд, я телепат. Ты меня слышишь? – твердил Десмонд вновь и вновь, но девушка не отзывалась.
Ничего. Видимо, ей слишком плохо, а может, и правда не слышит.
От разочарования он проснулся, перевернулся на бок, заворочался, пытаясь остановить мысли и снова к кому—нибудь подключиться, желательно – к Джии, но ничего не получилось. Поднялся, чтобы налить воды. Протопал босиком и в одном белье на кухню, поднес стакан воды ко рту, принялся пить, и в этот момент заворочался ключ в замочной скважине, хлопнула дверь, с первого этажа донеслись легкие торопливые шаги.
Десмонд представил, как мать пересекает гостиную – горделивая, стремительная, уверенная в себе. Загорелся свет в гостиной, зажурчала вода в ванной.
Десмонд попытался настроиться на мать, чтобы прочесть мысли – не получилось, она слишком далеко, зато его окатило такое безнадегой, что хоть с лестницы вниз головой прыгай. Конечно же, мать не знает, что он дома, думает – в школе. Подобравшись к лестнице, он сел за перилами, уверенный, что не заметен в темноте.
Мать уселась за массивный стол, заварила какой—то из своих любимых китайских чаев. «Что делать? Теперь мне в любом случае конец. Зачем я тогда взяла его? Зачем не сдала агентам? Зачем так много слушала Сатоши, который и зародил сомнения. Теперь все погибли, это лишь вопрос времени… Но я могу попытаться его спасти».
Десмонд похолодел, сердце словно сжали ледяные клещи, он понимал, что мать думает о нем, случилось что—то непоправимое, и тянуть дальше опасно.
— Мам, — позвал он сверху — женщина вздрогнула, как от выстрела, запрокинула голову, глядя на поднимающегося Десмонда.
Ненависть. Жалость. Страх. Некое подобие любви. Неполноценные, будто бы выхолощенные чувства матери напоминали контрастный душ с недостаточно горячей и недостаточно холодной водой. Лишь выматывающее душу отчаянье было полнотелым.
— Сын… почему…
— Что случилось, мама?
«Нужно спастись, сдать его».
«Нет, нужно спасти хотя бы его, себе уже не помочь». Мать поднялась, громыхнув стулом, выпрямилась навстречу, вскинув подбородок, Десмонд принялся спускаться.
Но прежде – сказать ему правду. Что никакая я ему не мать, у меня не получилось освоить эту роль. Как он это воспримет, станет ли слушать? И какая сила у него? Вдруг ударит молнией или убьет взглядом?
Десмонд вцепился в перила. Мир пошатнулся и рассыпался. Она, Арния Макгоуэн, не его мать? Потому и думает, не сдать ли его корпорации? Значит, что—то подозревает…
Мать сделала шаг назад, глядя на него, как на палача.
Слишком эгоистичен и жесток. Не поймет, не примет, проклянет меня… Что делать? Что???
Об этом же думал Десмонд. Раскрыться? Тогда у него не останется козырей. Играть в идиота? Тогда она ничего ему не расскажет. Раскрыть дар частично и напустить таинственность?
— Я все знаю, мама, — проговорил он.
Но она не была дурой и придала лицу удивленное выражение, чуть вскинула бровь, не среагировав на блеф, как Десмонд рассчитывал. И он продолжил:
— Что я приемный сын.
— С чего ты это взял? – Из ее мыслей он понял, что она прощупывает его, пытаясь выяснить, какой у него дар.
Приближаться к женщине, которая допускала мысль отдать его на убой, не было никакого желания, и Десмонд остался стоять на лестничном пролете.
— Сделал экспертизу, — пожал плечами он, — еще год назад. Но я не стал говорить, потому что ты моя мать, как бы там ни было. Ты дала мне путевку в жизнь, и я за это благодарен.
Угрызений совести за свои мысли мать не испытала, просто склонилась к тому, что надо спасать мальчика, ее все равно ликвидируют, когда узнают, кого она пригрела на груди. А вот это уже интересно, она и рада бы рассказать правду, но опасается, что он не поверит. Десмонд решил подтолкнуть ее:
— Со мной ведь связана какая—то…
Мать вскинула руку, закрывая рот, сверкнула глазами. В мыслях она прощалась с благотворительным вечером, где не успела побывать, и с любимыми чаями, и с белым песком океана, где так приятно нежиться в волнах.
В ее руках появился телефон – Десмонд напрягся. Мать демонстративно выключила его и положила на стол, провела пальцем по губам, и Десмонд все понял. Качнув головой, поманила его за собой к лестнице, за которой был ход в подвал, где хранилось ненужное барахло.
Десмонд смотрел на ее прямую спину и понимал, что эта женщина окончательно сделала выбор: она поможет своему приемному сыну ради будущего, которое у них хотят отнять.
Совсем интересно!
Достав какой—то прибор, мать обвела им подвал, закрыла дверь. Привалилась к ней и сразу как—то постарела, сникла, стала напоминать шарик, из которого выпустили воздух. Потом вскинулась, подошла к приемному сыну, положила на его плечи узкие ладони и заглянула в его глаза.
Десмонда захватило ее щемящее чувство – любовь, замешанная на неизбежности потери. Слезы навернулись на глаза, а мать держалась. Она в самом деле железная! Чтобы она не увидела его слабости, Десмонд привлек ее к себе. Прижал крепко—крепко – впервые за долгое время. А может, за все время, как стал ее сыном.
— Ты у меня необычный мальчик, — непривычно хрипло заговорила она. – А я не та, кем ты меня считаешь. Я не несу миру справедливость, наоборот! Я карьеристка, которая делала страшные вещи, очень страшные…
— Например, теракт руками Коккера, — проговорил Десмонд, мать рванулась из его объятий, но обмякла, сообразив, что совсем стара, и не справится с ним.
— Откуда… Нет—нет, молчи. Они вытащат из моей головы знания, даже если я откажусь говорить. Вас таких несколько человек, двоих девушек они вычислили, но потеряли их след, им помогают безликие. Как бы я ни старалась дискредитировать криптоэнтузиастов – не получилось, слава богу! Про себя не говори, просто слушай. Одна девочка – обладательница феноменальной памяти. Ее мозг работает, как компьютер. Вторая – хакерша, способная влиять на виртуальную реальность. Остальных они не нашли. Пока не нашли! Но у них есть биометрические данные всех детей, которые… — Она набрала в грудь воздух и разродилась рассказом, как работала на секретной базе в Мексике, где, как выяснилось позже, проводились эксперименты с сознаниями детей – их пытались запрограммировать, но что—то пошло не так, и почти все, кроме нескольких, умерли. Все это она узнала потом, принялась искать детей в тайне от начальства. В итоге она нашла Десмонда и вместо того, чтобы доложить о нем, усыновила – словно какая—то неведомая сила заставила. О том, что главной причиной усыновления был босс, который мог присвоить достижения, она умолчала.
Теперь агенты МАНГА выследили Марию, выяснили, какие у нее способности…
— Как выследили? – спросил Десмонд, хотя из ее мыслей знал ответ, и он ему очень не нравился: с помощью следящего искина Роджера, который через линзы дополненной реальности входит в резонанс с сознанием человека и использует его органы чувств для связи с внешним миром, фиксирует странности в поведении человека и начинает следить за подозрительным индивидом чужими глазами.
Картинка сложилась. Десмонд заходил по подвалу, переступая хлам. Он вчера сам почти догадался! Ведь именно это – процесс слияния искина с разумом – наблюдал в метро.
— Чем больше времени человек в «Дриме», тем более управляемым становится, — предположил он, основываясь на том, что под влияние попадали в основном бедные, находившие в «Дриме» забвение, успешным людям и так жилось хорошо, и не надо было приукрашивать свою жизнь.
— Вероятно, — кивнула мать. – Но не все под силу Роджеру. Например, я – нет. А может, просто не замечаю чужого в своих мыслях, потому что мало времени провожу в «Дриме»… — Она смолкла, перебирая варианты, как помочь приемному сыну, вспомнила, что не сказала важное: — Они собираются внести в базу вашу биометрику. Стоит вам пройти мимо камеры, стоит сказать хоть слово… Хотя голос, наверное, уже не сработает…
— Или – взять в руки телефон, где есть камера, попасться на глаза дриманутым с линзами…
— Маска! – улыбнулась мать. – Фальшивые линзы и – какой—нибудь Гарлем, оттуда – в страны третьего мира, через них – в Россию или Индию…
Она собралась продолжить, но в дверь постучали, и человек, которого Десмонд еще вчера считал отцом, проговорил:
— Дорогая, ты там? Открывай, есть важный разговор.
Десмонд посмотрел на приемную мать, она побледнела, лицо ее вытянулось, но вздернутый подбородок говорил, что она не отступится.